Поскольку концепция Даймонда являет собою самоновейший извод старого-доброго (вариант: недоброй памяти…) географического детерминизма, необходимо сделать пару вводных замечаний. Автор (по исходной специальности он – орнитолог, сотрудник одного из отцов-основателей СТЭ Эрнста Майра, многие годы проведший в зоологических экспедициях на Новой Гвинее и островах Пацифики) начинает книгу с изложения когдатошнего своего диалога с папуасским вождем-реформатором Яли, получившим европейское образование; тот озадачил своего молодого белого приятеля вроде бы простым, как огурец вопросом: «Отчего у вас, белых, столько разнообразного _карго_, а мои чернокожие братья, хоть наизнанку вывернись, живут в нищете, хворости и невежестве? Что мы _делаем/делали не так_?» Или, в чуть другой модальности: отчего в процессе начавшейся с 1492-го года европейской экспансии при любых столкновениях европейцев с народами/цивилизациями обеих Америк, Африки к югу от Сахары и Австралии с Океанией, игра неизменно шла в одни ворота, а вопрос возникал лишь о числе раундов до нокаута? ...
…По ходу чтения книги Даймонда у меня почти сразу возникло ощущение дежавю, но лишь где-то к середке я отчетливо понял, в чем дело: бог ты мой, да это же – Гумилев (или гумилевщина – как кому удобнее)! Берется здравая, по крайней мере, на первый взгляд, идея (у Гумилева – что этносы есть дискретные гомеостаты, обладающие собственным онтогенезом, которые можно изучать принятым в естественных науках сравнительным методом, у Даймонда – что неолитический переход к производящему хозяйству есть автокаталитический процесс, критически зависимый от исходного набора потенциальных доместикатов), каковую идею иллюстрируют затем умопомрачительным количеством частных исторических примеров, напрочь игнорируя при этом всё то, что в концепцию не ложится. Сами примеры могут быть интересны и содержательны, однако автор, к сожалению, местами допускает ляпы, очевидные даже неспециалисту (напр., Даймонд утверждает, и повторяет это дважды или трижды, что в Новом Свете обработкой несамородных металлов владели лишь инки) – что несколько снижает доверие и к более важным пунктам его построений… В общем, если вам по вкусу Гумилев, то и Даймонд, надо полагать, понравится тоже.
Рад был прочесть, и букв, на радость, много. Но есть существенные возражения. Я, конечно, неспециалист, падкий на понятное и легко соблазняемый популяризаторами вроде Даймонда. Но ведь в том, что пишет afranius, ничего специального нет, или почти ничего. Вдобавок, мне кажется, что возражать тут можно из совершенно общих соображений. В общем, если вкратце, уважаемый afranius пишет много интересного, но то, что он пишет, как кажется, недостаточно для подтверждения выводов.
Прежде всего, порядком надоели вечные упоминания о политкорректности. Видятся за этим такие ужимки, похожие на подмигивание: мол, свои ребята понимают, что это все лажа, чтоб не обидеть разные меньшинства, за то и премии дают. Возражать тут, конечно, не на что. Хочется только заметить, что содержательная часть без этих ужимок смотрелась бы гораздо лучше. Ну, о вкусах - хорошо или ничего. Есть у меня, впрочем, идея, что это у русских западников - и приравненных к ним - такой "невроз влияния"; но я сейчас не об этом. Мне-то как раз книга показалась рискованной по части политкорректности, и уж никак не тянущей на конъюктурщину: то, что Даймонд приводит примеры экспансии и геноцида одних natives против других, и объясняет судьбу аборигенов их собственными особенностями... В общем, "детерминизм" - вещь довольно обидная. Примерьте на себя :-)
Затем, "детерминизм". Дело в том, что у Даймонда никакой не "детерминизм", а, как мне кажется, скорее "пробабилизм": условно говоря, "география" у него не определяет исход, но повышает вероятность некоторых вещей, которые, будучи вообще вещами маловероятными, крайне капризны и непредсказуемы. Поэтому его концепция гораздо устойчивее к контрпримерам, чем, кажется, думает afranius.
Скажем, одомашнивание животных и возникновение земледелия, по Даймонду, вещь вообще повсеместно крайне трудная, когда случается спонтанно; стало быть, надо, как правило, долго ждать, пока необычные обстоятельства подведут к этому каждое отдельное сообщество, и велика вероятность, что каждое отдельное сообщество, испробовав изобретение, забросит его прежде, чем станут очевидны преимущества, или, уже приняв, забудет его по случайным причинам. Чтоб начать выращивать дикие растения или приручать животных, нужно стечение большого количества маловероятных обстоятельств: во-первых, такие растения и такие животные, с которыми можно легко начать приручение, когда еще не знаешь, как это делается. Затем - нечто, что заставит собирателя и охотника заняться новым, проблематичным делом, которое, при нормальных обстоятельствах, оказывается поначалу гораздо менее привлекательно, чем собирательство, даже если идет легко. Наоборот, заимствование готового рецепта происходит исторически мгновенно, когда выгода очевидна (скажем, Даймонд приводит пример с письменностью - конечно, не единственный пример такого рода), и обмен с соседями не дает забыть или забросить полезное изобретение: завоюют. Поэтому изобретения - от земледелия до книгопечатания - быстрее происходят там, где есть большое пространство для обмена - с этим соглашается и сам afranius. Евразия в этом отношении уникальна для обмена именно сельскохозяйственными рецептами: такого диапазона для обмена рецептами производства продовольствия, которые сравнительно легко переносятся в широтном направлении, в той же климатической полосе, и труднее - в меридианальном, нет больше ни на одном континенте. Мне вспоминается пример, который приводил - по другому поводу - Бертран Рассел: мы едим абрикос и можем вспомнить, что его научились выращивать в Китае, а название пришло к нам из древнего Рима. Поэтому, по Даймонду, общества с излишком продовольствия появлялись и закреплялись в Евразии с большей вероятностью (иначе говоря, ждать этого надо было меньше, чем в Америке). А с появлением излишка продовольствия появляется специализация и ускоряются все остальные социальные процессы - и они тоже текут быстрее, когда есть у кого позаимствовать готовое изобретение. Так у Даймонда и выходит, что у Евразии была "фора" во много тысяч лет с земледелием и скотоводством. Можно предполагать, что это предопределило и все остальное.
Довод с бактериями тоже не о том, о чем пишет afranius. Дело - у Даймонда - не в том, что эпидемии поражали североамериканцев больше, чем европейцев. Дело в том, что европейцы, по вышеприведенным причинам, дольше контактировали с домашними животными, и, стало быть, больше болели эпидемическими заболеваниями в прошлом. Это, может, подзадержало рост населения, зато обеспечило их "бактериологическим оружием" при первом контакте с цивилизациями, у которых контакт с животными был менее длительным и, главное, менее разнообразным.
Поэтому то, что в Америке - в разных местах и в разное время - в итоге оказалось много разных сельскохозяйственных культур и много животных, которых мы могли бы приручить, доводов Даймонда не опровергает: для его доводов важно, что в Америке начали это делать позже, а не то, что там, якобы, предпосылок совсем не было. Вообще в этом, мне кажется, и есть главное уязвимое место концепции Даймонда, как и вообще всех таких концепций: теории, которые предсказывают вчерашнюю погоду, трудно опровергать. Если же речь идет о сочетании многих факторов, действующих случайно, то почти ничего ни доказать, ни опровергнуть невозможно. Самое сильное у Даймонда - и afranius, похоже, с этим согласен - это рассуждения о роли обмена и то, как он повышает шансы изобретений, которые маловероятны сами по себе.
Затем, "детерминизм". Дело в том, что у Даймонда никакой не "детерминизм", а, как мне кажется, скорее "пробабилизм": условно говоря, "география" у него не определяет исход, но повышает вероятность некоторых вещей, которые, будучи вообще вещами маловероятными, крайне капризны и непредсказуемы. Поэтому его концепция гораздо устойчивее к контрпримерам, чем, кажется, думает afranius.
Скажем, одомашнивание животных и возникновение земледелия, по Даймонду, вещь вообще повсеместно крайне трудная, когда случается спонтанно; стало быть, надо, как правило, долго ждать, пока необычные обстоятельства подведут к этому каждое отдельное сообщество, и велика вероятность, что каждое отдельное сообщество, испробовав изобретение, забросит его прежде, чем станут очевидны преимущества, или, уже приняв, забудет его по случайным причинам. Чтоб начать выращивать дикие растения или приручать животных, нужно стечение большого количества маловероятных обстоятельств: во-первых, такие растения и такие животные, с которыми можно легко начать приручение, когда еще не знаешь, как это делается. Затем - нечто, что заставит собирателя и охотника заняться новым, проблематичным делом, которое, при нормальных обстоятельствах, оказывается поначалу гораздо менее привлекательно, чем собирательство, даже если идет легко. Наоборот, заимствование готового рецепта происходит исторически мгновенно, когда выгода очевидна (скажем, Даймонд приводит пример с письменностью - конечно, не единственный пример такого рода), и обмен с соседями не дает забыть или забросить полезное изобретение: завоюют. Поэтому изобретения - от земледелия до книгопечатания - быстрее происходят там, где есть большое пространство для обмена - с этим соглашается и сам afranius. Евразия в этом отношении уникальна для обмена именно сельскохозяйственными рецептами: такого диапазона для обмена рецептами производства продовольствия, которые сравнительно легко переносятся в широтном направлении, в той же климатической полосе, и труднее - в меридианальном, нет больше ни на одном континенте. Мне вспоминается пример, который приводил - по другому поводу - Бертран Рассел: мы едим абрикос и можем вспомнить, что его научились выращивать в Китае, а название пришло к нам из древнего Рима. Поэтому, по Даймонду, общества с излишком продовольствия появлялись и закреплялись в Евразии с большей вероятностью (иначе говоря, ждать этого надо было меньше, чем в Америке). А с появлением излишка продовольствия появляется специализация и ускоряются все остальные социальные процессы - и они тоже текут быстрее, когда есть у кого позаимствовать готовое изобретение. Так у Даймонда и выходит, что у Евразии была "фора" во много тысяч лет с земледелием и скотоводством. Можно предполагать, что это предопределило и все остальное.
Довод с бактериями тоже не о том, о чем пишет afranius. Дело - у Даймонда - не в том, что эпидемии поражали североамериканцев больше, чем европейцев. Дело в том, что европейцы, по вышеприведенным причинам, дольше контактировали с домашними животными, и, стало быть, больше болели эпидемическими заболеваниями в прошлом. Это, может, подзадержало рост населения, зато обеспечило их "бактериологическим оружием" при первом контакте с цивилизациями, у которых контакт с животными был менее длительным и, главное, менее разнообразным.
Поэтому то, что в Америке - в разных местах и в разное время - в итоге оказалось много разных сельскохозяйственных культур и много животных, которых мы могли бы приручить, доводов Даймонда не опровергает: для его доводов важно, что в Америке начали это делать позже, а не то, что там, якобы, предпосылок совсем не было. Вообще в этом, мне кажется, и есть главное уязвимое место концепции Даймонда, как и вообще всех таких концепций: теории, которые предсказывают вчерашнюю погоду, трудно опровергать. Если же речь идет о сочетании многих факторов, действующих случайно, то почти ничего ни доказать, ни опровергнуть невозможно. Самое сильное у Даймонда - и afranius, похоже, с этим согласен - это рассуждения о роли обмена и то, как он повышает шансы изобретений, которые маловероятны сами по себе.
Posts
No comments:
Post a Comment